Русская секта пытается выжить в Азербайджане |
Ethnic Russian Sect Struggling to Survive in Azerbaijan |
Владик Равич, EurasiaNet.org — | By Vladic Ravich, EurasiaNet.org — July 8,
2010 |
Молоканская деревня Кариновка на
вершине горы скорбит о смерти одного из его последних жителей. В
деревне, которая не более 20 лет назад была почти исключительно
заселена представителями этогй русско-язычной религиозной секты, сейчас
осталось только около 15 молоканских семей. |
The mountain top Molokan village
of Karinovka mourns the death of one its last inhabitants. There are
only 15 or so Molokan families left in the village, which was once
almost exclusively populated by members of this Russian-speaking
religious sect as recently as 20 years ago. |
Когда в конце июня на 82 году
жизни скончался Иван Варонин, старейший представитель русскоговорящей
христианской общины молокан в крошечном азербайджанском высокогорном
селении Кариновка в 125 км к западу от Баку, вечером накануне похорон
никто точно не знал, найдется ли в общине достаточно мужчин, чтобы
выкопать ему могилу. |
When Ivan Varonin passed away in late June at the age of 81, he was the oldest member of the Russian-speaking Christian community of Molokans left in the tiny Azerbaijani mountain village of Karinovka, some 125 kilometers west of Baku. The night before Varonin’s burial, it was unclear if there were even enough men available to dig his grave. |
Молокане – прозванные так за свой отказ соблюдать посты Русской Православной Церкви и пившие молоко в постные дни – обосновались в Азербайджане в середине XIX века, будучи изгнанными из России за отказ носить крест и исполнять религиозные обряды, такие как пост и поклонение иконам, прямо не предписываемые Библией. Также молокане известны своим пацифизмом и коммунальным укладом жизни. | Molokans – known as “milk (moloko) drinkers” for their refusal to honor Russian Orthodox Church fasts -- settled in Azerbaijan sometime in the mid-19th century, after being expelled from Russia for refusing to wear the cross and to practice any ritual, such as fasting or venerating icons, not explicitly stated in the Bible. Molokans are also known for their pacifism and their communal tendencies in social organization. |
Перед Кариновкой, молоканскими селениями Квизмейдан, Чухур-Юрт, Хильмилли и многими другими в этой местности Азербайджана стоит один и тот же вопрос: как сохранить четырехвековой уклад жизни, когда начинают исчезать сами общины? | Like Karinovka, the Molokan settlements of Qizmeydan, Chukhuyurd, Khil’milli and many others in this area of Azerbaijan now face the same question -- how to preserve a 400-year-old way of life when the community that nurtures it starts to dissolve? |
Сегодня Кариновку окружают
новенькие роскошные дачи. Большинство
населения составляют этнические азербайджанцы. В поселке, который 20
лет назад населяли исключительно молокане, сохранилось лишь 15 исконно
молоканских семей. Несколько соседей-азербайджанцев и помогли
приготовить надгробную плиту и гроб для Варонина. В итоге нашлось и
четверо мужчин, выкопавших могилу. Другие молокане вымели паутину из
молельной комнаты и поставили тесто для традиционной лапши, подаваемой
на поминках. На заупокойном молебне почившего отпевали лишь десяток
пожилых молоканок, и не потому, что так предписывает обряд, а потому,
что лишь они одни знали, как это делается. |
Newly built luxury dachas now ring Karinovka’s hilltops. Ethnic Azeris have come to make up the majority of the population. Only 15 or so Molokan families remain in the hamlet, a settlement that 20 years ago was almost exclusively populated by Molokan believers. A few of those Azeri neighbors helped prepare the tombstone and casket for Varonin’s funeral. Four men were eventually found to dig his grave. A few other Molokans worked to dust cobwebs out of the village prayer room and to roll dough for a traditional mourning meal of noodle soup. When the final prayers began, the songs of mourning were sung by only a dozen elderly Molokan women; not out of custom, but because these women were the only ones left who knew the songs. |
По словам жителей села, на большинстве молоканских общин Азербайджана сильно сказалась эмиграция. Из Кариновки начали уезжать в 1988 году, как только зашатался СССР. | Villagers say most Molokan
communities in Azerbaijan have been hit hard by emigration. In
Karinovka, the departures began in 1988, amid the initial rumblings of
the Soviet Union’s demise. |
Михаил Кастрюлин, заступивший на
место старейшины после того, как его предшественник эмигрировал в
Россию, рассказывает, что в начале 1990-ых годов ручеек эмиграции
превратился в бурный поток. Частично, это явление было спровоцировано
приходом в упадок системы общинного сельского хозяйства молокан. К
середине девяностых колхоз окончательно развалился, оборудование и
имущество было распродано по бросовым ценам. Без техники и скота
сельчанам пришлось туго, многим пришлось кормиться тем, что давало
собственное хозяйство. |
Mikhail Kastrulin, who became the local presbyter after his predecessor emigrated to Russia, said that the trickle of departing families grew to a flood in the early 1990s, fueled in part by the deterioration of the local Molokan community’s rural communal farming system. By the middle of the decade, the village’s kolkhoz, or collective farm, had finally collapsed, with the equipment and resources dismantled and reportedly sold off at bargain prices. With the machinery and livestock gone, the villagers had to scramble to make a living, with many resorting to subsistence farming. |
С распадом коллективной
экономической системы люди начали уезжать из
села в поисках более стабильной жизни, рассказывают жители. "Началась
паника, – говорит 63-летний молоканин Уклейн Иванович из села
Кизмейдан. – Но это же не произошло в одночасье". |
With their economic and social support system crumbling, people left in search of a more stable environment, villagers say. “It was panic,” said Ukleyn Ivanovich, a 63-year-old Molokan from the village of Qizmeydan, “But it didn’t happen overnight, either.” |
Ускорила эту тенденцию война 1988-1994 гг. с Арменией за Нагорный Карабах. Сегодня в Азербайджане осталось лишь несколько тысяч молоканских семей. Причем половина из них, по словам Андрея Коновалова, возглавляющего сайт о молоканах Molokane.org, проживает в Баку. "Чтобы узнать, сколько человек жило здесь раньше, нужно просто умножить оставшееся количество на десять", – добавляет он. | The 1988-1994 war with Armenia over Nagorno-Karabakh hastened the trend. These days, there are only several thousand Molokan families left in Azerbaijan, with about half in Baku, according to Andrei Conovaloff, who runs the reference site Molokane.org. "To know how many were here before, you can pretty much multiply that number by ten," Konovalov [Conovaloff] added. |
Каждое воскресенье местные молокане собираются на собрание, в ходе которого возносят традиционную молитву, девять раз преклоняя колени, читая главы из Библии. В спартанской молельне – у молокан нет богато украшенных церквей – стоят лишь простые скамьи, на алтаре – покрывало, а на столе – Библия. | Every Sunday, some 12 to 24 local Molokans meet for a sobraniye, or gathering, during which they perform their traditional prayer, kneeling and standing nine times while reciting sections from the Bible. The spartan prayer room – ornate churches do not exist -- contains only benches, a rug for an altar, and a Bible on the table. |
До волны эмиграции конца 1980-ых и в 1990-ых годах на собраниях было полно народу, а во время общинных сходов народу набиралось вдвое больше. "Люди старались прийти заранее, чтобы занять лучшие места", – вспоминает Михаил Кастрюлин. | Before the wave of emigration in the late 1980s and 90s, these meetings were packed and doubled as a time for community planning. “People would try to arrive early to get a good spot,” remembered Kastrulin. |
Общинность жизни является неотъемлемой частью самобытности молокан. Демонстрация личного богатства не приветствуется, ценится участие в физическом труде на благо общины. В качестве примера Михаил Кастрюлин указывает на свой собственный дом: "У меня не было денег, и этот дом мы построили всей общиной". | That sense of community is part and parcel of the Molokans’ identity. Displays of individual wealth are discouraged; testimonies to communal physical labor are valued. As an example, Kastrulin pointed to his own house: “I had no money, but we communally built this house.” |
Многие представители старшего
поколения тоже вспоминают, как строились их дома. По сей день у
большинства семей имеются индивидуальные огороды, с которых они
кормятся, особенно в условиях дефицита рабочих мест. "Жизнь стала
трудной, работы нет, – говорит 25-летний Коля, один из немногих
представителей молоканской молодежи в Каримовке. – Все, что у нас было,
разрушилось. Возможно, мы сами виноваты в том, что уезжаем, кто знает?" |
Many other elders voiced
memories of building their own homes. To this day, most of the families
maintain individual garden plots for subsistence farming, especially as
jobs are scarce. “Life is hard now, there’s no opportunity,” said
25-year-old Kolya, one of the few young Molokans left in Karinovka.
“They’ve broken everything we had. Maybe it’s our own fault for
leaving, who knows?” he said. |
Другое молоканское поселение Ивановка, что в нескольких часах езды отсюда, является исключением, только подтверждающим правило. Указом покойного президента Азербайджана Гейдара Алиева в Ивановке был сохранен колхоз. Сегодня Ивановка известна по всей стране своей продукцией и процветанием. | A few hours away, in the Molokan settlement of Ivanovka, the exception proves the rule. Former Azerbaijani President Heydar Aliyev decreed that the Ivanovka kolkhoz could continue; the town is now widely known throughout the country for its produce and perceived prosperity. |
А у брата Коли из Кариновки, Олега, иной взгляд на материальные ценности и успех, который разделяют и оставшиеся в селе молокане. "Я остался здесь из-за природы, – говорит Олег о лесах и озерах в непосредственной близости от своего дома. – Я здесь родился. Я здесь ловлю рыбу, хожу на охоту. Это моя родина. Никто не заставит меня уехать отсюда". | But back in Karinovka, Kolya’s
brother, Oleg, has a different
perspective on the value of material success, one that was common among
the village’s remaining Molokans. “I stayed because of the nature,”
said Oleg, referring to the forests and lakes within walking distance
of his home. “I was born here. I fish here. I hunt here. This is my
homeland. No one can make me leave it,” he said. |
"Материальный мир отвлек нас от наших традиций", – говорит Михаил Кастрюлин об эмиграции 1990-ых годов. "Но кому нужны традиции, когда там нам видятся молочные реки и кисельные берега? – говорит он о новообретенном уехавшими молоканами доме за рубежом. – Если мы будем вкусно есть, но утратим нашу веру, мы ничто перед Господом нашим и нет у нас духовной жизни". | “We were distracted from our traditions by the material world,” commented presbyter Kastrulin describing the emigration of the 1990s. “Who cares if there is milk and honey flowing there?” he said in reference to the departed Molokans’ newfound homes abroad. “If we lose our faith, but eat well, we are nothing before God and have no spiritual life.” |
|
|
Molokans
and Jumpers in Azerbaijan Molokans and Jumpers Around the World |